— …предполагая, что застрелил Контрелла, Кокрэн вскоре после этого объявился на встрече выпускников его школы…
— Что?! Кто его застрелил, я?
— …согласно показаниям свидетелей, Уильям Холтнер, бывший одноклассник Кокрэна, а ныне сотрудник отдела полиции Редондо-Бич, попытался разоружить подозреваемого, когда тот начал размахивать пистолетом. Началась стычка; Шарлен Контрелл вмешалась в драку. Предполагается, что именно тогда Кокрэн выстрелил в Холтнера, тяжело ранив полицейского, хотя и находившегося не при исполнении обязанностей, сейчас ставшего чем-то вроде национального героя Южного побережья…
У меня перехватило дыхание:
— Это же все херня. Полное дерьмо. Чушь собачья.
Шарлен тоже была ошарашена:
— Наверное, они пока что просто предполагают, что в Денниса стрелял ты. Он, наверное, все еще без сознания и пока не смог рассказать полиции, как все было.
— Не думаю, что стоит рассчитывать на него, Шар.
Цветущая физия моего бывшего школьного приятеля Стива заполнила весь экран, у его рта был микрофон:
— Я понял, что Скотт не в себе сразу же, как только его увидел. У него был такой нехороший взгляд. Я подумал, что он вот-вот начнет палить во все стороны, — он прервался на рекунду. — Билл — великий человек. Он спас столько жизней.
— Н-ну, сволочь, вот ведь сволочь поганая, — озвучил я свои мысли. — Мне и надо было начать стрельбу. Половина парней из тех, кто там был, это заслужили. Они все ее насиловали, какой бы она ни была. Они все — ее убийцы. И все вышли сухими из воды. От всего отмазались.
Луиза уставилась на меня. Она действительно была бледна. И Шарлен смотрела на меня во все глаза, не понимая, что за чертовщину я несу, и боясь спросить. А я боялся рассказать ей, хоть и не понимал до конца, почему.
— Мы сможем все это объяснить, — заявила Шарлен; это утверждение выглядело смехотворным.
— Ага, напишешь длинное письмо в «Лос-Анджелес Таймс», когда мы доберемся до Мексики, — ответил я, пока очередной репортер описывал нашу гонку по скоростной трассе.
— Так и сделаю, — сказала она, глядя, как раненых полицейских извлекают из машины на том самом повороте. — Ты не должен пострадать за то, что сделала я. Я об этом не жалею. Просто до сих пор не могу поверить, что он остался в живых. — Она была белой как мел. — Просто не могу поверить. Я думала, что наконец стала свободной.
Я обнял ее:
— Так и есть.
Я заметил, как она обменялась с Луизой каким-то странным взглядом, и та прижала к губам кончики пальцев, словно запечатывая их. Стоявший у входа Пол покачал головой:
— Гадский город, — сказал он.
Вскоре Луиза провела меня к гаражу в багдадском стиле на пять машин.
— Что угодно, кроме «мерседеса», — сказала она. — Не думаю, что я переживу, если его изрешетят свинцом.
Я не мог ее обвинять. Это был безупречный бледно-голубой «галлвиг» пятьдесят шестого года. Рядом стоял «ягуар ХКЕ» шестьдесят четвертого, тоже весь сверкающий. Лилового цвета.
— Просто неописуемый, — я провел рукой по мелкодырчатой складной крыше «ягуара».
— У него есть дурная привычка подыхать в крайней левой полосе.
— Честно говоря, я вряд ли решусь еще хоть раз выехать на скоростную трассу.
Последним стоял «файерберд» с откидным верхом шестьдесят восьмого года, зеленый «металлик», на белой крыше была трещина.
— Пожалуй, вот это — для тебя лучший выбор, — подсказала Луиза. — Не думала, что когда-нибудь он снова понадобится. Все Собиралась отправить его в Де-Мойн. На восстановление.
— Он как, на ходу?
Едва ли. Бак был полон, но аккумулятор сдох, а масло не меняли со времен захвата Сайгона.
Пол сел за руль «мерседеса», подтащил меня на тросе, и мотор вернулся к жизни, правда, раскашлявшись и выбросив из выхлопной трубы несколько клубов черного дыма. Я подкатил ко входу в дом, загнал машину на парковку и вылез, чтобы опустить крышу, оставив мотор включенным.
Луиза наблюдала за мной со ступенек. Я подошел к ней:
— О чем это вы с Шарлен разговаривали перед тем, как начались новости?
— О тебе, — без запинки ответила она. — Кто еще мог быть нам так интересен?
— Я серьезно.
— Я тоже, — она потянулась залезть мне под рубашку. — Она только и говорила о том, какой ты потрясающий любовник. Наконец, у меня потекло так, что пришлось попросить ее закончить этот разговор.
Я понимал, что давить на нее бесполезно.
— Знаешь, Луиза, я правда очень благодарен тебе за помощь.
— Для Шарлен я сделаю все, — она заговорила очень серьезно. — Я очень люблю ее.
— Знаю.
Луиза взяла меня за руку:
— Надеюсь, ты будешь относиться к ней хорошо.
— Сделаю все, что смогу, — почему-то мне вспомнилась клятва бойскаутов.
— Ты должен сделать даже больше, чем все. Понимаешь ли, ей очень нужна любовь. Много любви.
Мне казалось, что на меня морально давят.
— Я и собираюсь дать ей много любви, — я почувствовал, что бледнею.
— И когда я говорю «любви», я имею в виду именно любовь. Я не говорю только о сексе, хотя, видит Бог, он ей тоже нужен. Но что ей действительно очень нужно — это ласка и доброта. Ей нужен крепкий и сильный мужчина, в котором все же есть нежная сторона.
— Так это я.
— И этот мужчина должен быть терпелив. Время от времени она, пожалуй, бывает несколько психованной. Ты же знаешь, Деннис с ней обращался просто ужасно. — Она поколебалась, подбирая слова. — Ей нужна любовь, потому что она была одинока долго, очень долго. Я — знаю. Она тоже сможет подарить много любви. У нее накопилось — за всю жизнь.