Инжектором втиснутые сны - Страница 45

— Этого не будет, Деннис доверяет мне, — заявил я, оставив иронию при себе. — Он делился со мной тем, о чем никогда не говорил ни одному человеку.

Хэнк бросил на меня странный взгляд. Я Ощутил прилив опустошенности, вину за предательство. Потом вспомнил о синяке на шее Шарлен в тот день, когда мы впервые встретились; то, как он ударил ее; утро, когда он пытался меня пристрелить — и мои сомнения улетучились.

В четверг, в двадцать три часа сорок две минуты, Деннис позвонил в студию:

— Слушай, Скотт, я сейчас в студии, тебе надо приехать сюда, найди кого-нибудь, чтоб подменил тебя. Творится настоящее волшебство, идут моменты, которые никогда не повторятся, и мне нужен рядом человек в здравом рассудке, мне нужен свидетель.

Это меня встревожило. Если он действительно чем-то таким загрузился, вдруг он отменит завтрашний отъезд?

— Не могу, Деннис. Я и так в последнее время слишком много смен пропустил, мне уже угрожали заменить меня записями Арта Лабо.

— Тогда как только освободишься. Я все еще буду здесь.

— А я думал, ты едешь в Швейцарию… — я оборвал себя, сообразив, что он не называл мне точной даты отъезда. Повисла пауза.

— Еду, — наконец ответил он. — Завтра в десять утра. Поэтому я сейчас в такой спешке. Ох, Скотти, я уже столько лет себя так не чувствовал! Мне снова девятнадцать! Во мне энергия прямо бурлит, я ее едва контролирую! Но у меня есть мое мышление! Зрелое, опытное, бритвенно-острое мышление! Скотти, я так давно ждал этих кратких бесценных мгновений.

Он, конечно, верил в то, о чем говорил. И, как ни странно, я был рад за него. На самом деле мне очень хотелось приехать туда к нему и запереть двери в студию намертво, чтобы он навеки остался гением там, внутри.

— Приезжай, Скотти. После работы.

— Деннис, не смогу. У меня другие дела.

— А, понимаю, — похабный смешок. — Натираешь член щепоткой того порошочка, что я тебе тогда передал — и всю ночь способен, без продыху, — он взвыл, как Джеймс Браун.

— Хорошая идея, возьму на заметку, — он забыл, что я сунул кокаин ему же в карман пиджака.

— О, а привози ее с собой! У нас тут внизу комната отдыха, превосходное местечко. Там все время народ трахается. Ты можешь убавить свет, поставить музыку и трахать эту горячую тесную дырку хоть до вечерней дойки.

— Она из возрожденных христиан, Деннис.

— Да? Именно таким я и собираюсь вернуться из Гштаада. Не христианином, а возрожденным. Вот увидишь, Скотти. Я стану другим человеком. То, что произошло со мной и с тобой, было скрытым благословением. Меня все это заставило прийти в себя. И поверь, я не бросил все это только благодаря тебе.

Я услышал, что где-то там у него заиграл отрывок из его шедевра — похоже, музыку включили без спроса. Он прикрыл трубку и заорал на кого-то. Потом сказал:

— Скотт, эти дебилы меня в могилу сведут, мне идти надо. Трахни ее разок за меня, заметано?

— А то.

Он повесил трубку.

В пятницу я почти не мог спать. Около десяти утра, когда Деннис должен был садиться на самолет, я позвонил на работу, прохрипел, что у меня рецидив гриппа. И весь день сидел дома — я хотел быть рядом с телефоном на случай, если что-то пойдет не так. Хотел было позвонить в студию Денниса, прикинуться кем-нибудь — чтобы понять, не остался ли он. Хотел позвонить Шарлен — но это было слишком уж рискованно. Оставалось только сидеть и ждать до условленного времени.

Около восьми я вышел из дома. Спустя час я вкатил на размеченную парковочную площадку на обрыве. Ее не было. Через ущелье мне был виден их дом, подсвеченный желтыми огоньками лампочек системы сигнализации, — женская тюрьма в египетском стиле. Несколько минут я ждал, выкурив сигарету; потом спустился на берег.

Луна была полной и такой яркой, что в ее свете полоска берега казалась снятой на пленку «днем под ночь». Я тащился по песку, взбирался на утесы, пока не разглядел деревянные ступени, ведущие от дома на берег. Ничего удивительного, что задними воротами уже несколько лет не пользовались — ступени буквально рассыпались. Похоже, они были слишком расшатаны, чтобы по ним вообще можно было ходить. Я так считал, по крайней мере, до момента, когда услышал пыхтение, обернулся и увидел несущуюся на меня немецкую овчарку.

Я кинулся к ступеням, карабкаясь по ним наверх; дерево скрипело. Остановился, лишь уткнувшись в точеные ноги Шарлен.

— Что ты делаешь?! — изумилась она.

Я оглянулся. Внизу, у начала лестницы, овчарка лаяла. Лаяла! С пляжа позвали:

— Рольф! Ко мне!

— Все в порядке, — сказала Шарлен, пока я поднимался на ноги. — Это просто один из соседей.

Мое сердце тяжело колотилось, когда я заглянул ей в глаза. Она держала розовый чемоданчик «самсонит».

Ветер обтягивал ее фигуру шелковым платьем цвета морской волны, очерчивая каждую соблазнительную линию.

— Ну что ж, — мягко сказала она, — похоже, я наконец свободна.

9

Мы рванули вверх по автостраде Тихоокеанского побережья под желтоватой полной луной. Нас окружала насыщенная сочными красками ночь; воздух был теплым, как дыхание. Ветер растрепал волосы Шарлен — впервые они не были ни уложены, ни закреплены лаком. Она ерзала на сиденье, прищелкивая пальцами в такт «My Boyfriend's Back», которую крутили по одному из каналов радио. Принялась подпевать, нарочито-возбуждающе нацеливая слова в меня, пока я не рассмеялся. Неожиданно для себя, я поцеловал ее, на полной скорости пролетая перекресток, на светофоре как раз загорелся красный, такой же яркий, как ее губы.

Мы неслись к Малибу, и я спросил ее о последнем их с Деннисом разговоре.